журнал | о конкурсе | условия | жюри | лауреаты | пресса | спонсоры | контакт

2017, №2

Евгения ЧЕРНЫШОВА
Быстро движется очередь

 
2017
 
  №1 №2  
 
2016
 
№1 №2 №3 №4

Евгения Чернышова - писатель, журналист и историк искусства, живет в Санкт-Петербурге.

   Море бурлило и бултыхалось совсем близко – за забором и буйно цветущими кустарниками.
   ««Ласточка» – пансионат на краю света!» – обещало рекламное объявление.
   За безмятежно пустой пляж и чистое море в этом месте отвечала сама природа.    Добраться до «Ласточки» было сложно: два с половиной часа по извилистой горной дороге, подпрыгивая на заднем сиденье внедорожника, или долгим беспощадным путем пешком. Катера сюда ходили редко. Но самые смелые и упорные туристы, все-таки сумевшие добраться до «Ласточки», забывали об усталости уже через полчаса. Ощущение редкого отпускного счастья оглушало звонким соленым воздухом, острым стрекотанием цикад, близким шумом прибоя.  Почти каждый приезжий бросал в номере свои вещи, чтобы тут же побежать на пустынный пляж и убедиться, что до прозрачно-голубой, слепящей солнечными брызгами воды – рукой подать. Широко вдохнуть, заулыбаться и подумать: «Море, море, море!»
   Пансионат был маленький и уютный – его домики тесно толпились у подножья горы. Среди домиков в разные стороны разбегались мощеные дорожки, веселым нагромождением пестрели цветочные клумбы, самодельные скамеечки и разномастные беседки. В самом центре разместилась большая веранда с летней кухней. Три раза в день  веранда оживала, наполняясь оголодавшими на свежем воздухе постояльцами.  
   Аня работала здесь с начала июля. В ее родном городе – пыльном, суховейном и маленьком – моря не было, а была только обмельчавшая мутная река, в которой редко кто решался купаться. Еще имелись старый кинотеатр, скудная прямоугольная площадь с маленьким Лениным по центру и кулинарный техникум, где Аня освоила свою скромную профессию.
   Здесь, «на краю света», Аня увидела море впервые, и считала далекое путешествие на юг счастливым побегом из унылого и сонного городка.    Оказалось, что кожа ее совсем не понимает колкое южное солнце, поэтому, сильно обгорев в первый же день, Аня стала выходить на пляж только вечером. Это ее не расстроило. Тихая и малообщительная, она была только рада лишний раз побыть одной. Гулкие темные волны успокаивали, убаюкивали и настойчиво предлагали мечтать – о встрече, которая может с ней здесь случиться. 
   Знойный июль с каждым днем накалял воздух всё больше. В полдень мокрые, раскрасневшиеся постояльцы начали шумно наполнять веранду. В эту минуту в толпе туристов Аня заметила его – высокого, сутулого, неуверенно озиравшегося и словно боявшегося что-нибудь сломать неловким движением руки. Сердце худой, длинной и такой же робкой Ани мигом прочитало родственную душу – в неровных движениях незнакомца она узнала себя: округлая спина, чуть выдвинутые вперед плечи, виноватая осанка. Он переминался, пытаясь подступиться к очереди, а более низкорослые уверенно шныряли и обгоняли его.
   «Сутуляка печерная» – выпрыгнуло в памяти Ани обидное из детства, и рука с черпаком дрогнула. Он подошел к прилавку, еще больше согнулся, взял тарелку с лапшой и другой рукой неловко прихватил стакан с компотом и кусок хлеба – нерешительных, но длинных пальцев хватило на всё. Ане захотелось улыбнуться ему, но от волнения она только мучительно нахмурилась. Он спешно развернулся и пошел к столу.
   В следующие дни Аня постаралась восстановить еще не начавшиеся, но уже словно испорченные отношения. Когда он навис над прилавком, набралась смелости и произнесла:
   – Добавить сметаны?
   Сметану в суп плюхали всем, но ему Аня подарила свободу выбора. Что еще она могла ему подарить? Он мотнул головой – стало совсем непонятно, то ли да, то ли нет. Не решаясь снова спросить, Аня попыталась поймать его взгляд.
   – Да… Сп-пасибо… – просипел он, схватил тарелку, и ушел. Заскрипела по бетонному полу задетая скамейка, крякнула «аккуратней!» пухлая тетенька. Он сел за самый дальний стол и начал быстро есть суп без хлеба.
   На следующий день, взяв в руки тарелку, он уже почти ушел, но вдруг резко повернулся, посмотрел на Аню и робко улыбнулся. Она расцвела в ответ и подвинула ему тарелку с хлебом.
   – Анька, ты куда кисель поставила? – раздалось за спиной. Вторая повариха – дородная тетя Маша – загремела кастрюлями, что-то передвигая на кухне.
Он улыбнулся чуть увереннее, взял хлеб, салат, поставил все на поднос и ушел.
«Не сутулься, Анюта. Вот, сразу красавица становишься», – вспомнила Аня бабушку, которая одна единственная понимала и в красоте, и кухне, и в росте.
Вечером Аня долго гуляла у моря, всматриваясь в сумерки.
   Еще несколько дней она приветственно накладывала ему побольше сметаны, и он сразу начинал мягко улыбаться. Каждый раз волна очереди спотыкалась о них, и, не терпя проволочек, сразу же начинала бурлить и ворчать:
   – Нельзя ли пошустрее! Быстрее!
   – Ш-ш-шустрее! Быстрее! – шумели и шуршали волны, а Аня снова шла вечерним медленным шагом и вглядывалась сквозь наползающую южную мглу в редких пляжников. Затосковав, она снова вспомнила как сегодня, потянувшись за хлебом, он задел ее руку. Случайно?
   На следующий день постояльцев повезли на экскурсию в горы.
   – Хооор-шоооо! – широко и довольно зевнула тетя Маша. – Никого нет почти! Жааа-лко вечером снова все явятся…
   Она снова зевнула и включила приемник.
   – Леее-то! Ах лето! Лето звездное, будь со мной! – понеслось из него.
   Немного отлегло – вечером снова явятся.
   На ужин, как и ожидалось, на веранду ринулась шумная толпа. Снова стало громко, все начали толкаться, дети горланить, а мамы устало покрикивать. Сердце ёкнуло – в очереди возник он. Вот какая-то женщина в очках подхватила поднос и отодвинулась. Еще миг – и знакомые длинные пальцы потянулись за тарелкой.
   – Ааань! Анька, у тебя ж компот выкипел! – завопили сзади.
   Аня вздрогнула, испуганно кинулась к плите. Компот и правда выкипел почти до половины, она крутнула рычажок конфорки и нырком вернулась к прилавку. Там уже стоял полный мужчина в клетчатой рубашке, который, покрякивая, говорил:
   – И подливочки, милочка! Подливочки!
   Аня подвинула ему тарелку, плюхнула ложку подливы, мужчина удалился. За ним никого не оказалось. Аня вгляделась в звенящую стаканами и вилками веранду. Тот, кого она искала, сидел с двумя девушками, которые громко хохотали и что-то ему говорили. Он робко улыбнулся (как тогда ей!) и тоже что-то сказал. Они снова разразились смехом.
   «Наверное, на экскурсии познакомились», – мысли Ани замедлились, все вокруг стало чужим и незнакомым. Приемник задорно орал, тараторила тетя Маша, мерно гудела толпа курортников – все слилось в одно болезненное «у-у-у».
   Он посмотрел в сторону окошка раздачи, но никого не увидел.
   В подсобке Аня плюхнулась на огромный мешок сахара и тихо заревела.    Скруглившись, она размазывала слезы по лицу, по привычке пытаясь сжаться и уменьшиться.
   – Анька, Ань, ты чего? – запричитала тетя Маша. – Да шут с ним с компотом, новый сварим! Что ты!
   – Шут с ним… – всхлипывала Аня.
   Тетя Маша гладила ее по голове и вздыхала.
   На следующий день в ответ на его улыбку Аня отвела взгляд, звякнула ложкой – пюре плюхнулось прямо на котлету – и отвернулась. Он удивленно закашлялся и отошел. Очередь двинулась дальше. Аня посмотрела в зал – он сел далеко в углу.
На ужине они вели себя как чужие – мгновение вместе смотрели в одну тарелку, и только пальцы нервно перемещались вокруг нее. Он отошел и через минуту у прилавка вырос позавчерашний толстый мужичок.
   – Ну что, милочка-подливочка! – задышал он алкоголем. – А пойдем сегодня гулять! Прогуляемся да вдоль моря, а?
   Аня испуганно посмотрела на него сверху вниз и произнесла почти шепотом:
   – Не прогуляемся.
   – Нет?! – зазвенел мужичок. – Ну и ладно. Не пойдем. Плесни тогда чайку. Сутуляка.
   «Печерная» – зачем-то продолжила про себя Аня. Машинально развернулась и двинулась в сторону кастрюли с чаем. Сзади раздался грохот и звон.
   Мужичок лежал на спине, тяжело дыша и пытаясь что-то сказать. Перевернутая тарелка белела рядом, на круглом животе мужичка растеклось пюре. Зал затих. Над обидчиком возвышался он. Наклонившись, схватил мужичонку за ворот рубашки и просипел:
   – Изв-вин-нинись перед девушкой.
   – Простите, барышня, – пробормотал мужичок.
   Длинные пальцы отпустили ворот, и мужичок плюхнулся обратно, неловко размазав по себе пюре.

   Сонное море с трудом шевелилось в редком для этих мест штиле, и солнце плавно падало горизонту за ворот. Аня шла по берегу и вспоминала звон и грохот. Она оглянулась, словно почувствовав чей-то взгляд, – вдалеке сутулый силуэт застыл в посиневших сумерках, затем накренился и исчез за холмом.
   – Длинный-то уехал, – сказала перед завтраком тетя Маша. – Вот передал тебе.
   Стараясь делать вид, что ничего странного или особенного не происходит, Аня развернула сложенный вчетверо листок и стала пробираться сквозь скачущий почерк:
   «Здравствуйте, Аня. Я не решился с вами заговорить. Мне неловко, а когда мне неловко, я заикаюсь. Вы красивая. Если мне не померещилась ваша улыбка, напишите мне. Вот адрес. А сметану я не люблю –  но на слове «нет» я заикаюсь чаще всего».
   Тетя Маша стояла напротив и, забыв про всякий такт, ждала, что скажет Аня.    Аня свернула листок и сказала:
   – Пишет, что суп был вкусный.
   – Со сметаной который?
   – Со сметаной, – ответила Аня и положила записку в карман платья, пытаясь справиться с тоской, радостью и трясущимися руками. На веранде замелькали отдыхающие. Песня по радио звонко обещала счастливое лето.

 

Вернуться к содержанию журнала

Vadimedia